Деколонизация Чечни
Добавлено: 09 мар 2007 20:31
Кадыров продолжает политику деколонизации Чечни - Ахмед Закаев
ПРАГА, 27 февраля, Caucasus Times: - В последнее время, складывается ощущение, что дееспособность чеченского подполья подорвана. Можно перечислить ряд объективных факторов, которые должны были этому способствовать. К примеру - за годы с начала второй чеченской кампании России удалось создать профессиональную силовую инфраструктуру специальных, репрессивных, армейских и прочих подразделений, c целой армией секретных сотрудников; население, и запугано, с одной стороны, но и получило определенный порядок жизни - работу, уверенность в завтрашнем дне; из Чечни за пределы России выехали десятки тысяч молодых людей и постарше, тех, кто поддерживал подполье, а значит, его социальная база ослабла. Это объективные параметры? Можно ли вообще говорить сегодня о том, что чеченское сопротивление все еще существует?
Ахмед Закаев: Все, Вами перечисленное, безусловно, имеется в наличии. Я согласен с тем, что эти факторы действительно способствуют ослаблению вооруженной борьбы, это есть. Но на сегодняшний день мы можем заявить, что деколонизация Чечни практически состоялась. Сегодня многие из тех, кто стоял у истоков движения за независимость Чечни, восстановление ее государственности, активно участвовал в боевых действиях на стороне сопротивления, все так же в строю, но вынужденно под иными флагами. Посмотрите, они не перестали быть чеченцами, я абсолютно уверен, что до конца они не отказались от идеи независимости. Поскольку силовыми методами, в лоб не вышло добиться свободы, найден удобный и гораздо менее затратный способ продолжать или временно отложить борьбу.
Такое уже бывало в нашей истории противостояния с Россией в прошлые времена. Царскими генералами формировались особые чеченские подразделения именно по национальному признаку. Их задачей было подавление мятежей, карательные акции против населения, но в какой-то момент оказывалось, что они настроены против России так же, как и все остальные чеченцы. Я Вас уверяю, пройдет два, три, четыре года и те структуры, которые сегодня созданы властями, укрепятся и станут несомненно еще сильней, превратятся в фактор чеченской свободы.
Мы не воевали, не боролись за то, чтобы самим встать у власти, руководить Чечней. У нас была идея начать и завершить деколонизацию нашей земли. Сегодня это уже произошло и полным ходом идет процесс деколонизации всего Северного Кавказа. Он необратим.
Caucasus Times: - Не совсем понятно, что Вы называете деколонизацией Чечни? Это какой-то новый поворот в интерпретации происходящего в республике и в регионе. Поясните, пожалуйста.
Ахмед Закаев: Хорошо, я поясню. В начале 90-х гг. Грозный продолжал быть русской крепостью на Кавказе. Здесь была создана одна из самых крупных русских кавказских общин. В чеченской столице проживало свыше 400 тысяч русскоязычных. Сегодня их в республике почти не осталось. Присутствие российских военных на территории Чечни, это факт оккупации, а не колонизации. Территория считается завоеванной в классическом варианте в том случае, если она осваивается колонистами и идет процесс вытеснения, выживания представителей коренной национальности. Их либо ассимилируют, либо заставляют покинуть родину, либо просто уничтожают.
А сегодня чеченцы, во-первых, стали полновластными хозяевами своей страны, а, во-вторых, они активно осваивают Европу. Еще совсем недавно, в 19 веке им приходилось эмигрировать на восток, где их встречали не слишком радушно. Эти две, набирающие с каждым годом силу, чеченские общности - европейская и, так сказать, российская - рано или поздно объединятся в понимании того, что для них нет интересов выше, чем интересы собственного народа.
Я и сейчас хорошо вижу, что национальное начинает превалировать, что в Чечне жизнь все больше начинает складываться по внутренним, сугубо чеченским правилам. И сами чеченцы, сознательно отодвигают Россию, отстраняют ее от внутреннего управления.
А фактор вооруженного сопротивления, так или иначе, в той или иной форме сохранится до тех пор, пока вопрос взаимоотношений России и Чечни не будет разрешен окончательно.
Caucasus Times: - Вы говорите о нынешних официальных формированиях в Чечне, которые, вроде бы, должны стать или уже являются вашими потенциальными союзниками. Но ведь именно посредством этой силы Кремль уничтожает и весьма успешно ваших соратников из подполья? И это скорее фактор гражданской войны?
Ахмед Закаев: Я абсолютно не согласен с этим. Нет никакой гражданской войны. Есть российские оккупационные силы, которые всеми силами пытаются ее разжечь. Посмотрите на цифры. Гражданская война должна быть сопряжена с масштабными жертвами. Безусловно, чеченцы понесли колоссальные потери во время военных действий в результате использования Россией всей своей военной мощи. Авиация, тяжелая техника, оружие массового уничтожения - все это не могло не вызвать огромных разрушений и гибели десятков и десятков тысяч людей. Но в столкновениях между самими чеченцами гибло сравнительно немного людей с обеих сторон, а в последние два года число убитых чеченских милиционеров и бойцов сопротивления постоянно снижается.
То есть ситуация стабилизировалась, инициированная Москвой "чеченизация" провалилась, не получилось развязать гражданскую войну. Но "чеченизация" состоялась в том смысле, о котором я говорил. Чечня стала чеченской, она "чеченизирована" отсутствием колонистов.
А что касается союзников, то это уже сейчас наши люди. Возьмите в количественном и процентном отношении. Кто состоит в рядах чеченской милиции? 70-80 процентов, даже по официальным российским данным, это, так называемые, бывшие боевики. Но бывших боевиков, как и чекистов, не бывает. Они все равно остались привержены прежним идеям, поскольку тогда, когда они выходили на путь борьбы за независимость, они искренне и глубоко верили в то, что делают необходимое дело. И эта вера не может быть полностью заменена искусственной мотивацией отстаивания неких общероссийских интересов.
Российским спецслужбам, и не только, удалось в свое время, используя религиозный фактор, внести раскол в чеченское общество, но он так и не приобрел характера необратимого конфликта, который сделал бы невозможным национальное примирение. В последующем, когда началась вторая война, чеченцы осознали, что они все равно один народ. Что убийцам все равно, кто они - ваххабиты, тарикатисты, суфии. Для отбора жертв важен был только национальный фактор. А еще дальше Россия пошла проверенным, но ошибочным путем - она попыталась разделить чеченцев на "хороших" и "плохих" и дала таким образом боевикам возможность стать "бывшими" и укрепиться во всех силовых и руководящих структурах. Кто-то временно просто отложил до лучших времен надежды на обретение независимости, другие пришли "служить" России прямо из подполья по заданию своих командиров. Они остаются прежними мальчишками или зрелыми людьми, которые верили и продолжают верить: их Родина рано или поздно обретет свободу. А потому, столкновений между милицией и сопротивлением, которые привели бы к серьезным непреодолимым жертвам, не будет. И наличие этого ложного конфликта никак не может сказаться на дееспособности подполья.
Caucasus Times: - Но разве кадыровские подразделения не ведут денно и нощно охоту на боевиков? Судя по информационным сообщениям, они постоянно кого-то там ловят и уничтожают. И, собственно говоря, вы же называли их все годы "коллобрационистами", "национал-предателями", "мунафиками"?
Ахмед Закаев: Я Вас уверяю, если эти 30 тысяч чеченских боевиков, растворившихся в пророссийских структурах, которые прекрасно знают всю территорию республики, все заветные уголки, все места, где можно укрыться, если они действительно хотели окончательно расправиться с партизанами, они бы уже давно это сделали. Но, во-первых, в этом никто не заинтересован. Пока остается фактор чеченского сопротивления, Кремль продолжает считать необходимыми кадыровские подразделения, которые, якобы, ведут войну с боевиками не на жизнь, а на смерть. А подполье, в свою очередь, защищено, закрыто от внешнего удара теми своими людьми, которые инфильтрованы в чеченскую милицию. И именно кадыровская система стала сегодня основным источником денежных средств, оружия и боеприпасов для вооруженной борьбы с Россией. Это я бы назвал гармоничной диспропорцией, которая выглядит на поверхности как конфликт, а внутри является мирным и дружеским сосуществованием.
Я говорю об этом открытым текстом, потому что знаю, что ни Путин, ни те, кто стоит у руля в России, не в состоянии изменить картину. Это их детище, они создали ее такой. Признать ошибку означало бы совершить политическое самоубийство. И, естественно, ничего подобного они не могут себе позволить в канун предстоящих выборов.
http://www.caucasustimes.com/article.asp?id=12094
интевью было дано в апреле 2006 г.
****
Станислав Белковский: Путин и Кавказ (Де-факто Чечня уже отделена от России)
Станислав Белковский президент института национальной стратегии, политолог
СТ: - Станислав Александрович, известно, что у Путина какая-то особая связь с Северным Кавказом. Он всегда очень нервно реагировал, когда речь заходила о Чечне. Почему, на Ваш взгляд, у человека достаточно холодного и уравновешенного, каким кажется Путин, вопросы, связанные с ситуацией в Чечне, вызывают такую взрывную реакцию?
СБ: Во-первых, потому, что в большой политике Владимир Путин – это порождение Северного Кавказа, сын кавказских гор. Он стал президентом благодаря чеченской войне, и победа или поражение в этой войне – едва ли не самый важный критерий оценки результатов деятельности Путина на президентском посту. Кроме того, Владимир Путин не склонен поддаваться иллюзиям. Будучи достаточно умным в бытовом отношении человеком, он прекрасно отдает себе отчет в том, что Северный Кавказ де-факто неподконтролен сегодня Кремлю, управляемость региона – чистый блеф. Он крайне боится, что пока он остается в своем кресле, на Кавказе произойдет нечто такое, что раз и навсегда перечеркнет "эпоху Путина" как период относительной стабильности в российской истории.
СТ: - У Путина, кажется, всегда было достаточно ясное понимание, что делать с Чечней, вне зависимости от того, являлось это понимание верным или нет. Ситуация быстро меняется, вызревают новые конфликты, старые распространяются по всему региону. Те подходы, в которых Путин был уверен, могут ли они оказаться действенными в изменившейся кавказской реальности?
СБ: Основной подход Владимира Путина ранее слагался из двух компонентов: первый – ликвидировать или нейтрализовать пассионарных популярных генералов, которые могли бы составить ему политическую конкуренцию. Тем самым он лишил возможности себя и российскую армию продолжать на Кавказе какие-то боевые действия и устанавливать там порядок военным путем. Вторая составляющая – Путин попытался найти близких ему по психологии чеченских и северокавказских лидеров, которые могли бы взять на себя всю полноту ответственности за стабильность в этом регионе, не втравливая его в решение конкретных мелких вопросов. Такая иллюзия стабильности с точки зрения Владимира Путина гораздо важнее реальной стабильности, иллюзия контроля важнее реального контроля. Одним из лидеров, которого ему удалось найти, был покойный Ахмат-Хаджи Кадыров. И поэтому гибель Кадырова действительно стала для Путина трагедией, а ставка на его сына Рамзана - неизбежностью. При этом экcперты нашего института предлагали Путину альтернативный проект политического урегулирования в Чечне. Мы пытались убедить Кремль в том, что в Чечне нет традиций единоличной власти, ни один правитель, даже такой яркий лидер как Джохар Дудаев, не был эффективен в долгосрочной перспективе. Собственно, судьба имама Шамиля в этом смысле достаточно показательна. Мы говорили, что для Чечни гораздо органичней была бы парламентская республика при наличии военной российской администрации. Однако, изгнав из армии пассионарных генералов, и таким образом деморализовав ее, разрушив фактически военное командование на Северном Кавказе и избрав кадыровский клан, Путин сделал ставку на качественно иную модель, которая способна лишь взорвать ситуацию в Чечне. Путину важно, чтобы это произошло как можно позже, когда его в Кремле уже не будет и в учебниках новейшей российской истории он все же останется умиротворителем Кавказа, а не правителем, загнавшим болезнь вглубь, после чего опухоль дала неизлечимые метастазы.
СТ: - И все же вопрос был о том, применимы ли путинские силовые подходы к ситуации, когда вооруженный конфликт шагнул далеко за пределы Чеченской республики
СБ: Как уже было сказано, Путин делает сегодня ставку на людей близких ему по психотипу, с которыми ему комфортно работать. Они без зазрения совести утверждают, что в состоянии обеспечить ответственное управление в том или ином регионе. Хотя любой человек, знакомый с кавказской ментальностью, знает, что людям на Кавказе свойственно преувеличивать свои возможности и выдавать желаемое за действительное, когда это совсем не уместно и даже опасно.
Силовой подход более не дееспособен, поскольку у Путина больше нет армии, она полностью деморализована и разрушена на уровне управляющих структур. Повторить вторую чеченскую войну в пределах всего Северного Кавказа уже невозможно чисто технологически, независимо готов к этому президент политически или не готов.
Что же касается путинских подходов в целом, то они доказали свою неэффективность, поскольку ситуация в регионе уже давно не контролируется Кремлем, в то время как шесть с половиной лет назад, когда Путин пришел к власти, определенный, хотя и далеко не абсолютный, уровень контроля у Кремля был.
И, кроме того ясно, что в условиях идеологического вакуума в Кремле, в условиях тотального морального разложения и цинизма, которые стали едва ли не онтологическими свойствами сегодняшнего российского общества, исламский фактор будет набирать силу, поскольку столь мощная идеология как радикальный ислам заполняет образовавшиеся идейные пустоты, он дает людям надежду на завтрашний день.
Степень контроля над регионом будет неуклонно снижаться и для Путина крайне важно, чтобы это не стало очевидным, пока он остается президентом. Кстати, у него самого, на мой взгляд, иллюзий относительно реального положения дел нет.
СТ: - Есть телевизионная картинка, которая у огромного числа людей вызывает доверие. И не обязательно у людей несведущих. На этой картинке мирная жизнь в Чечне, поддерживаемая и обеспечиваемая пусть даже штыками. В Кремле, кажется, сохраняется вера в то, что "сила солому ломит" и посредством террора и произвола, которые использует Рамзан Кадыров, можно окончательно умиротворить республику. А что, если это действительно так?
СБ: Сила сегодня не находится на стороне федеральной власти, она не в руках Кремля. Она в руках кадыровского клана, который использует ее по своему усмотрению и в своих интересах. Эта система в долгосрочной перспективе стабильной быть не может. Кроме того, важно отметить, что Кадыровский клан не подчиняется Кремлю де-факто. Что происходит в Чечне, никому не известно. Кадыровцы полностью захватили управление республикой и федеральный центр не только не имеет к этому никакого касательства, но даже не располагает информацией о реальном состоянии дел. В этом смысле Чечня уже отделена от России. Это просто не оформлено де-юре, и Путина такая ситуация устраивает, как компромиссный вариант. Я считаю кадыровскую систему управления Чечней недолговечной и хрупкой, хотя с точки зрения Москвы это по большому счету не имеет решающего значения: что сейчас Кремль не контролирует ситуацию, что он не будет контролировать ее завтра, если с кадыровским кланом что-то случится и система власти в Чечне изменится.
Что же касается силы, то безусловно, ее наличие – это важнейший фактор управления Северным Кавказом. Однако именно сегодня в регионе окончательно утрачена вера в том, что в руках Кремля, Москвы остается хоть какая-то сила, поскольку северокавказские народы сталкиваются ежедневно с бессилием федеральных силовых структур и армии, в частности, они видят их разложение и коррупцию. Поэтому уважение к силе, представление о ее наличии стремительно исчезают, а это, естественно, прямой залог того, что северокавказские республики выходят из подчинения Москвы и более не воспринимают ее как метрополию.
СТ: - Можно понять Вас таким образом, что Путину более или менее все равно, в каком состоянии он оставит Кавказ, когда уйдет со сцены?
СБ: Я не сказал бы, что это совсем уж так. Ему, конечно, не все равно и он хотел бы оставить страну и, в частности, Северный Кавказ в наилучшем виде. Он хотел бы, чтобы про него хорошо написали в школьных учебниках истории. Я не могу сказать, что Путин такой уж прожженный циник, которому абсолютно на все наплевать. Нет, это не так. Он просто прекрасно отдает себе отчет в том, что у него нет сил добиться каких-то реальных перемен к лучшему на Северном Кавказе и в стране в целом. Путин таков, каков он есть. Он не переоценивает себя и, может быть, это большая беда для России, поскольку он не ставит перед собой амбициозных задач в области реальной политики, компенсируя и отсутствие задач, и отсутствие успехов в амбициозных проектах пиаром, информационными войнами и пропагандистскими кампаниями. Он хорошо научился это делать. Когда Россия теряет где-то свои геополитические позиции, кремлевская пропаганда утверждает, что она их, напротив, укрепляет и так далее.
По типу мышления Владимир Путин бизнесмен, причем бизнесмен не очень крупный. Я имею в виду не объемы денег, которые находятся под его контролем (сегодня они гигантские), а по способу восприятия мира он бизнесмен средней руки. И поэтому он прекрасно понимает, что он может, а что нет. У него нет иллюзий и именно потому, что у него их нет, он порождает их у других. Путин хотел бы максимально достойно уйти с президентского поста, но для него не секрет, что основные тенденции в сегодняшней России негативны, они развиваются. Я убежден, что он уйдет не позже 2008-го года, ибо его собственный прогноз негативен в отношении перспектив Российской Федерации после неэффективного управления последних лет. И для него, как для человека, который весь соткан из пиара и юридического крючкотворства (т.е. на доказательствах формальных аспектов там, где ничего нельзя доказать фактически), очень важно, чтобы в его бытность ничего страшного не произошло. Он готов любые средства и ресурсы, которые есть в его распоряжении, тратить на пропаганду, вместо лечения накачивать организм страны наркотиками, чтобы снять боли до тех пор, пока он остается ответственен за то, что происходит в стране и на Северном Кавказе, в частности.
СТ: - Печальная картина. Как сложится судьба Северного Кавказа?
СБ: Сегодня Северный Кавказ находится на грани взрыва, на грани отделения от России. Это связано с двумя вещами. Первое: из Москвы более не исходит никакого геополитического проекта, который интегрировал бы северокавказские народы на интересных для них условиях. Т.е. Москва не является более столицей империи, она не вызывает того уважения, которое неизбежно должно присутствовать в отношениях провинции и метрополии. Кроме того, Москва уже не воспринимается и как источник силы. Москву не уважают и не боятся, с каждым днем все меньше уважают и боятся. Естественно, это прямой путь к отпадению от России, сначала фактическому, а потом и формальному.
Судьба Северного Кавказа зависит только от того, какие лидеры придут после Путина, с какими программами, какие идеи у них будут относительно будущего России.
Я считаю, что отделение Северного Кавказа может стать детонатором распада России в целом и, конечно, я как гражданин России, как патриот очень хотел бы такого сценария избежать, однако сегодня дело идет именно к такому исходу и все будет зависеть от того, будет ли послепутинское поколение лидеров качественно отличаться и по масштабу личности и по уровню понимания проблем, которые стоят перед России и уровнем готовности эти проблемы решать. Именно эти проблемы, а не проблемы личного обогащения за счет распадающегося, загнивающего государства.
http://www.caucasustimes.com/article.asp?id=8476
"Ramzan-land" - это осознанный и целенаправленный выбор Кремля - Сергей Маркедонов
ПРАГА, 8 февраля, Caucasus Times – Caucasus Times: - Если отставка Алханова действительно состоится в ближайшее время, Вы полагаете, что сыграет главную роль в принятии такого решения? Это станет результатом настойчивости и усилий Кадырова или Кремль ведет какую-то свою игру?
Сергей Маркедонов: Здесь одновременно несколько тенденция. С одной стороны, Кремль, действительно, сделал ставку на Кадырова, поскольку там ценят в первую очередь неформальные контакты и неформальную организацию власти. Фактически это система откупов, когда регион отдается во владение. Можно даже сказать, что это проекция имперской политики в худшем ее исполнении, когда территория не интегрируется в общероссийское правовое, политическое пространство. Я напомню, если кто забыл, что в 1994 году все начиналось под лозунгом возвращения России в российское правовое поле, но теперь Чечня находится на значительном удалении от внутреннего права и политики. На сегодняшний день она превратилась в обособленный Ramzan-land. Поэтому с одной стороны, это осознанный и целенаправленный выбор Кремля, с другой, результат усилий самого Кадырова.
Какие бы чувства он не вызывал, следует признать, что Кадыров это энергичный, амбициозный молодой человек, представитель поколения 30-ти летних, которые вошли во власть. Мы немного назовем 30-ти летних вообще по России, даже по республикам, которые уже могли взять на откуп регион или хотя бы часть управленческого аппарата региона. То есть в этой ситуации игроками являются и Кремль со своими интересами в регионе, и Кадыров, не оставляющий попыток добиться желаемого результата.
А еще очень важный момент мы зачастую забываем, рассматривая Кавказ в качестве какого-то этнографического заповедника, Чечня находится в русле тех процессов, которые идут в России. А здесь управленческая система давно превратилась в административно-бюрократический рынок. И то, что происходит сейчас, это скорее рыночная сделка. И она не есть как-то исключение из правил. Мы можем посмотреть на Башкирию, Татарстан, на другие регионы. Что, этот политический партикуляризм 90-х куда-то ушел? Нет, он просто трансформировался. Вертикаль власти, это, знаете, для читателей и телезрителей. В реальности Кремль просто перезаключил региональный пакт, смысл которого можно кратко сформулировать так: "Главное, чтобы вы, ребята, не лезли на общефедеральный уровень. Храните лояльность первому лицу. А что вы делаете в регионах, так это на ваш вкус и ваше усмотрение. " И таким образом, региональные лидеры проводят достаточно самостоятельную политику в своих регионах. Разве может какой-нибудь федеральный чиновник указывать Шаймиеву, направлять его деятельность или контролировать Лужкова в Москве? Нет, не может. Другое дело, что все эти старые региональные вожди, которые в 90-е гг. участвовали в общефедеральных политических процессах, теперь лишены такой возможности. Теперь их уровень существенно снижен. А по сути, региональные режимы как были авторитарными и закрытыми, так такими и остаются. И в этом другой, очень серьезный вызов для России.
Caucasus Times: - Насколько устойчива такая система власти?
Сергей Маркедонов: Я не считаю эту власть устойчивой. Она прочна до той поры, пока не явились серьезные потрясения. Крепостное право в России было весьма устойчивым. Я историк и помню дискуссию на тему "Имело ли крепостничество в 19 веке ресурсы?" Имело. По всем экономическим показателям. Но грянула Крымская война, и крепостничество оказалось совершенно неэффективной системой перед лицом внешней угрозы. Такого рода неожиданные катастрофы, внешние ли внутренние, которых мы не прогнозируем или не видим их близкой перспективы, они могут покол**ать в одно мгновение казавшуюся такой прочной конструкцию власти. Скажем, недостаток так называемой петрополитике или энергетической политике в том, что все слишком зависит от благоприятной конъюнктуры. Мы же помним, что стало с Советским Союзом, когда конъюнктура изменилась. Поэтом не дай нам Бог какой-нибудь Крымской войны или изменения цен на нефть, из-за которого рухнул СССР.
Мне кажется, что данная система будет существовать до тех пор и будет достаточно стабильна и жизнеспособна, пока не появятся реальные вызовы. Можно вспомнить байку о том, как полицейский сказал Владимиру Ильичу Ленину: "Куда ж Вы, батенька! Это же стена, куда Вам против нее!?" А тот ему, якобы, ответил: "Стена трухлявая, пни и развалится". На мой взгляд, система российского административно-бюрократического рынка это трухлявая стена. Она выглядит монолитной и очень вертикально, но пока по ней никто не стукал. Вот если кто-то попробует, то удивится полученным результатам.
Caucasus Times: - Мне показалась несколько схематичной Ваша характеристика Рамзана Кадырова. Разве не имеет значения то, что этот человек обвинялся и обвиняется в совершении тяжких преступлений против личности, что его вооруженные группы действую преступными методами? Может это тоже имеет значение, когда мы говорим о приемлемости того или иного регионального руководителя?
Сергей Маркедонов: Проблема, на мой взгляд, не только и не столько в личности Кадырова. Мы можем сколько угодно искать на этом солнце пятна и успешно их находить. Их много, действительно. Дело в том, что Рамзан имеет ресурс популярности в самой Чечне.
Caucasus Times: - Конечно, он имеет ресурс популярности, но это естественно для любого авторитарного или тоталитарного общества, в котором лидер способен, используя тотальный контроль над СМИ и разнообразные средства принуждения, убедить население в чем угодно.
Сергей Маркедонов: Несомненно. Но стоит подумать о том, что в ближайшей перспективе мы едва ли сумеем отыскать любого другого лидера, который был бы в состоянии в публичном пространстве конкурировать с Рамзаном Кадыровым. И кроме того, сомнительно, чтобы это публичное пространство появилось и в Чечне, и в России в целом. Так что ресурс популярности есть и у него несколько составных частей. Как ни парадоксально, Рамзан стремится продемонстрировать населению некоторый уровень демократизма, в кавычках, конечно. Что я имею в виду? Он один из немногих региональных лидеров, если не единственный, который позволяет себе критиковать федеральных чиновников или даже их корректировать. Вспомним, его коррекцию идеи Патрушева об амнистии. Патрушев сказал: "Завершаем 1-го августа". Выступает Кадыров и называет срок до 1-го сентября. Принимается позиция Кадырова. Ну и так далее. Очень много было эпизодов, когда Кадыров критиковал и федеральных чиновников, и даже президента. Это работает. Люди, поскольку имеют самые разные претензии к Москве, готовы видеть в Рамзане своего защитника. Сейчас он активно разыгрывает (есть у него этот разработанный образ) национального лидера. Заступается за вчерашних боевиков, выражает сомнения в основательности обвинений против Заремы Мужахоевой. Я понимаю, что здесь есть элементы пиара, это продуманная реклама. Но совершенно очевидно, что таким образом он наработал гигантский ресурс популярности в Чечне. Это игнорировать нельзя, как и в случае с каким-нибудь постсоветским авторитарным лидером.
И, кстати, в этом есть дополнительная опасность. Если бы это быль просто ставленник Москвы, ну, где-то провалился, что-то не так сделал и тихо ушел. А здесь речь идет о совсем ином варианте. Здесь как раз речь о том, что человек обладает собственной мощной политической субъектностью и ресурсом популярности.
http://www.caucasustimes.com/article.asp?id=11968
:moder: Предупреждение от модератора :moder:
ПРАГА, 27 февраля, Caucasus Times: - В последнее время, складывается ощущение, что дееспособность чеченского подполья подорвана. Можно перечислить ряд объективных факторов, которые должны были этому способствовать. К примеру - за годы с начала второй чеченской кампании России удалось создать профессиональную силовую инфраструктуру специальных, репрессивных, армейских и прочих подразделений, c целой армией секретных сотрудников; население, и запугано, с одной стороны, но и получило определенный порядок жизни - работу, уверенность в завтрашнем дне; из Чечни за пределы России выехали десятки тысяч молодых людей и постарше, тех, кто поддерживал подполье, а значит, его социальная база ослабла. Это объективные параметры? Можно ли вообще говорить сегодня о том, что чеченское сопротивление все еще существует?
Ахмед Закаев: Все, Вами перечисленное, безусловно, имеется в наличии. Я согласен с тем, что эти факторы действительно способствуют ослаблению вооруженной борьбы, это есть. Но на сегодняшний день мы можем заявить, что деколонизация Чечни практически состоялась. Сегодня многие из тех, кто стоял у истоков движения за независимость Чечни, восстановление ее государственности, активно участвовал в боевых действиях на стороне сопротивления, все так же в строю, но вынужденно под иными флагами. Посмотрите, они не перестали быть чеченцами, я абсолютно уверен, что до конца они не отказались от идеи независимости. Поскольку силовыми методами, в лоб не вышло добиться свободы, найден удобный и гораздо менее затратный способ продолжать или временно отложить борьбу.
Такое уже бывало в нашей истории противостояния с Россией в прошлые времена. Царскими генералами формировались особые чеченские подразделения именно по национальному признаку. Их задачей было подавление мятежей, карательные акции против населения, но в какой-то момент оказывалось, что они настроены против России так же, как и все остальные чеченцы. Я Вас уверяю, пройдет два, три, четыре года и те структуры, которые сегодня созданы властями, укрепятся и станут несомненно еще сильней, превратятся в фактор чеченской свободы.
Мы не воевали, не боролись за то, чтобы самим встать у власти, руководить Чечней. У нас была идея начать и завершить деколонизацию нашей земли. Сегодня это уже произошло и полным ходом идет процесс деколонизации всего Северного Кавказа. Он необратим.
Caucasus Times: - Не совсем понятно, что Вы называете деколонизацией Чечни? Это какой-то новый поворот в интерпретации происходящего в республике и в регионе. Поясните, пожалуйста.
Ахмед Закаев: Хорошо, я поясню. В начале 90-х гг. Грозный продолжал быть русской крепостью на Кавказе. Здесь была создана одна из самых крупных русских кавказских общин. В чеченской столице проживало свыше 400 тысяч русскоязычных. Сегодня их в республике почти не осталось. Присутствие российских военных на территории Чечни, это факт оккупации, а не колонизации. Территория считается завоеванной в классическом варианте в том случае, если она осваивается колонистами и идет процесс вытеснения, выживания представителей коренной национальности. Их либо ассимилируют, либо заставляют покинуть родину, либо просто уничтожают.
А сегодня чеченцы, во-первых, стали полновластными хозяевами своей страны, а, во-вторых, они активно осваивают Европу. Еще совсем недавно, в 19 веке им приходилось эмигрировать на восток, где их встречали не слишком радушно. Эти две, набирающие с каждым годом силу, чеченские общности - европейская и, так сказать, российская - рано или поздно объединятся в понимании того, что для них нет интересов выше, чем интересы собственного народа.
Я и сейчас хорошо вижу, что национальное начинает превалировать, что в Чечне жизнь все больше начинает складываться по внутренним, сугубо чеченским правилам. И сами чеченцы, сознательно отодвигают Россию, отстраняют ее от внутреннего управления.
А фактор вооруженного сопротивления, так или иначе, в той или иной форме сохранится до тех пор, пока вопрос взаимоотношений России и Чечни не будет разрешен окончательно.
Caucasus Times: - Вы говорите о нынешних официальных формированиях в Чечне, которые, вроде бы, должны стать или уже являются вашими потенциальными союзниками. Но ведь именно посредством этой силы Кремль уничтожает и весьма успешно ваших соратников из подполья? И это скорее фактор гражданской войны?
Ахмед Закаев: Я абсолютно не согласен с этим. Нет никакой гражданской войны. Есть российские оккупационные силы, которые всеми силами пытаются ее разжечь. Посмотрите на цифры. Гражданская война должна быть сопряжена с масштабными жертвами. Безусловно, чеченцы понесли колоссальные потери во время военных действий в результате использования Россией всей своей военной мощи. Авиация, тяжелая техника, оружие массового уничтожения - все это не могло не вызвать огромных разрушений и гибели десятков и десятков тысяч людей. Но в столкновениях между самими чеченцами гибло сравнительно немного людей с обеих сторон, а в последние два года число убитых чеченских милиционеров и бойцов сопротивления постоянно снижается.
То есть ситуация стабилизировалась, инициированная Москвой "чеченизация" провалилась, не получилось развязать гражданскую войну. Но "чеченизация" состоялась в том смысле, о котором я говорил. Чечня стала чеченской, она "чеченизирована" отсутствием колонистов.
А что касается союзников, то это уже сейчас наши люди. Возьмите в количественном и процентном отношении. Кто состоит в рядах чеченской милиции? 70-80 процентов, даже по официальным российским данным, это, так называемые, бывшие боевики. Но бывших боевиков, как и чекистов, не бывает. Они все равно остались привержены прежним идеям, поскольку тогда, когда они выходили на путь борьбы за независимость, они искренне и глубоко верили в то, что делают необходимое дело. И эта вера не может быть полностью заменена искусственной мотивацией отстаивания неких общероссийских интересов.
Российским спецслужбам, и не только, удалось в свое время, используя религиозный фактор, внести раскол в чеченское общество, но он так и не приобрел характера необратимого конфликта, который сделал бы невозможным национальное примирение. В последующем, когда началась вторая война, чеченцы осознали, что они все равно один народ. Что убийцам все равно, кто они - ваххабиты, тарикатисты, суфии. Для отбора жертв важен был только национальный фактор. А еще дальше Россия пошла проверенным, но ошибочным путем - она попыталась разделить чеченцев на "хороших" и "плохих" и дала таким образом боевикам возможность стать "бывшими" и укрепиться во всех силовых и руководящих структурах. Кто-то временно просто отложил до лучших времен надежды на обретение независимости, другие пришли "служить" России прямо из подполья по заданию своих командиров. Они остаются прежними мальчишками или зрелыми людьми, которые верили и продолжают верить: их Родина рано или поздно обретет свободу. А потому, столкновений между милицией и сопротивлением, которые привели бы к серьезным непреодолимым жертвам, не будет. И наличие этого ложного конфликта никак не может сказаться на дееспособности подполья.
Caucasus Times: - Но разве кадыровские подразделения не ведут денно и нощно охоту на боевиков? Судя по информационным сообщениям, они постоянно кого-то там ловят и уничтожают. И, собственно говоря, вы же называли их все годы "коллобрационистами", "национал-предателями", "мунафиками"?
Ахмед Закаев: Я Вас уверяю, если эти 30 тысяч чеченских боевиков, растворившихся в пророссийских структурах, которые прекрасно знают всю территорию республики, все заветные уголки, все места, где можно укрыться, если они действительно хотели окончательно расправиться с партизанами, они бы уже давно это сделали. Но, во-первых, в этом никто не заинтересован. Пока остается фактор чеченского сопротивления, Кремль продолжает считать необходимыми кадыровские подразделения, которые, якобы, ведут войну с боевиками не на жизнь, а на смерть. А подполье, в свою очередь, защищено, закрыто от внешнего удара теми своими людьми, которые инфильтрованы в чеченскую милицию. И именно кадыровская система стала сегодня основным источником денежных средств, оружия и боеприпасов для вооруженной борьбы с Россией. Это я бы назвал гармоничной диспропорцией, которая выглядит на поверхности как конфликт, а внутри является мирным и дружеским сосуществованием.
Я говорю об этом открытым текстом, потому что знаю, что ни Путин, ни те, кто стоит у руля в России, не в состоянии изменить картину. Это их детище, они создали ее такой. Признать ошибку означало бы совершить политическое самоубийство. И, естественно, ничего подобного они не могут себе позволить в канун предстоящих выборов.
http://www.caucasustimes.com/article.asp?id=12094
интевью было дано в апреле 2006 г.
****
Станислав Белковский: Путин и Кавказ (Де-факто Чечня уже отделена от России)
Станислав Белковский президент института национальной стратегии, политолог
СТ: - Станислав Александрович, известно, что у Путина какая-то особая связь с Северным Кавказом. Он всегда очень нервно реагировал, когда речь заходила о Чечне. Почему, на Ваш взгляд, у человека достаточно холодного и уравновешенного, каким кажется Путин, вопросы, связанные с ситуацией в Чечне, вызывают такую взрывную реакцию?
СБ: Во-первых, потому, что в большой политике Владимир Путин – это порождение Северного Кавказа, сын кавказских гор. Он стал президентом благодаря чеченской войне, и победа или поражение в этой войне – едва ли не самый важный критерий оценки результатов деятельности Путина на президентском посту. Кроме того, Владимир Путин не склонен поддаваться иллюзиям. Будучи достаточно умным в бытовом отношении человеком, он прекрасно отдает себе отчет в том, что Северный Кавказ де-факто неподконтролен сегодня Кремлю, управляемость региона – чистый блеф. Он крайне боится, что пока он остается в своем кресле, на Кавказе произойдет нечто такое, что раз и навсегда перечеркнет "эпоху Путина" как период относительной стабильности в российской истории.
СТ: - У Путина, кажется, всегда было достаточно ясное понимание, что делать с Чечней, вне зависимости от того, являлось это понимание верным или нет. Ситуация быстро меняется, вызревают новые конфликты, старые распространяются по всему региону. Те подходы, в которых Путин был уверен, могут ли они оказаться действенными в изменившейся кавказской реальности?
СБ: Основной подход Владимира Путина ранее слагался из двух компонентов: первый – ликвидировать или нейтрализовать пассионарных популярных генералов, которые могли бы составить ему политическую конкуренцию. Тем самым он лишил возможности себя и российскую армию продолжать на Кавказе какие-то боевые действия и устанавливать там порядок военным путем. Вторая составляющая – Путин попытался найти близких ему по психологии чеченских и северокавказских лидеров, которые могли бы взять на себя всю полноту ответственности за стабильность в этом регионе, не втравливая его в решение конкретных мелких вопросов. Такая иллюзия стабильности с точки зрения Владимира Путина гораздо важнее реальной стабильности, иллюзия контроля важнее реального контроля. Одним из лидеров, которого ему удалось найти, был покойный Ахмат-Хаджи Кадыров. И поэтому гибель Кадырова действительно стала для Путина трагедией, а ставка на его сына Рамзана - неизбежностью. При этом экcперты нашего института предлагали Путину альтернативный проект политического урегулирования в Чечне. Мы пытались убедить Кремль в том, что в Чечне нет традиций единоличной власти, ни один правитель, даже такой яркий лидер как Джохар Дудаев, не был эффективен в долгосрочной перспективе. Собственно, судьба имама Шамиля в этом смысле достаточно показательна. Мы говорили, что для Чечни гораздо органичней была бы парламентская республика при наличии военной российской администрации. Однако, изгнав из армии пассионарных генералов, и таким образом деморализовав ее, разрушив фактически военное командование на Северном Кавказе и избрав кадыровский клан, Путин сделал ставку на качественно иную модель, которая способна лишь взорвать ситуацию в Чечне. Путину важно, чтобы это произошло как можно позже, когда его в Кремле уже не будет и в учебниках новейшей российской истории он все же останется умиротворителем Кавказа, а не правителем, загнавшим болезнь вглубь, после чего опухоль дала неизлечимые метастазы.
СТ: - И все же вопрос был о том, применимы ли путинские силовые подходы к ситуации, когда вооруженный конфликт шагнул далеко за пределы Чеченской республики
СБ: Как уже было сказано, Путин делает сегодня ставку на людей близких ему по психотипу, с которыми ему комфортно работать. Они без зазрения совести утверждают, что в состоянии обеспечить ответственное управление в том или ином регионе. Хотя любой человек, знакомый с кавказской ментальностью, знает, что людям на Кавказе свойственно преувеличивать свои возможности и выдавать желаемое за действительное, когда это совсем не уместно и даже опасно.
Силовой подход более не дееспособен, поскольку у Путина больше нет армии, она полностью деморализована и разрушена на уровне управляющих структур. Повторить вторую чеченскую войну в пределах всего Северного Кавказа уже невозможно чисто технологически, независимо готов к этому президент политически или не готов.
Что же касается путинских подходов в целом, то они доказали свою неэффективность, поскольку ситуация в регионе уже давно не контролируется Кремлем, в то время как шесть с половиной лет назад, когда Путин пришел к власти, определенный, хотя и далеко не абсолютный, уровень контроля у Кремля был.
И, кроме того ясно, что в условиях идеологического вакуума в Кремле, в условиях тотального морального разложения и цинизма, которые стали едва ли не онтологическими свойствами сегодняшнего российского общества, исламский фактор будет набирать силу, поскольку столь мощная идеология как радикальный ислам заполняет образовавшиеся идейные пустоты, он дает людям надежду на завтрашний день.
Степень контроля над регионом будет неуклонно снижаться и для Путина крайне важно, чтобы это не стало очевидным, пока он остается президентом. Кстати, у него самого, на мой взгляд, иллюзий относительно реального положения дел нет.
СТ: - Есть телевизионная картинка, которая у огромного числа людей вызывает доверие. И не обязательно у людей несведущих. На этой картинке мирная жизнь в Чечне, поддерживаемая и обеспечиваемая пусть даже штыками. В Кремле, кажется, сохраняется вера в то, что "сила солому ломит" и посредством террора и произвола, которые использует Рамзан Кадыров, можно окончательно умиротворить республику. А что, если это действительно так?
СБ: Сила сегодня не находится на стороне федеральной власти, она не в руках Кремля. Она в руках кадыровского клана, который использует ее по своему усмотрению и в своих интересах. Эта система в долгосрочной перспективе стабильной быть не может. Кроме того, важно отметить, что Кадыровский клан не подчиняется Кремлю де-факто. Что происходит в Чечне, никому не известно. Кадыровцы полностью захватили управление республикой и федеральный центр не только не имеет к этому никакого касательства, но даже не располагает информацией о реальном состоянии дел. В этом смысле Чечня уже отделена от России. Это просто не оформлено де-юре, и Путина такая ситуация устраивает, как компромиссный вариант. Я считаю кадыровскую систему управления Чечней недолговечной и хрупкой, хотя с точки зрения Москвы это по большому счету не имеет решающего значения: что сейчас Кремль не контролирует ситуацию, что он не будет контролировать ее завтра, если с кадыровским кланом что-то случится и система власти в Чечне изменится.
Что же касается силы, то безусловно, ее наличие – это важнейший фактор управления Северным Кавказом. Однако именно сегодня в регионе окончательно утрачена вера в том, что в руках Кремля, Москвы остается хоть какая-то сила, поскольку северокавказские народы сталкиваются ежедневно с бессилием федеральных силовых структур и армии, в частности, они видят их разложение и коррупцию. Поэтому уважение к силе, представление о ее наличии стремительно исчезают, а это, естественно, прямой залог того, что северокавказские республики выходят из подчинения Москвы и более не воспринимают ее как метрополию.
СТ: - Можно понять Вас таким образом, что Путину более или менее все равно, в каком состоянии он оставит Кавказ, когда уйдет со сцены?
СБ: Я не сказал бы, что это совсем уж так. Ему, конечно, не все равно и он хотел бы оставить страну и, в частности, Северный Кавказ в наилучшем виде. Он хотел бы, чтобы про него хорошо написали в школьных учебниках истории. Я не могу сказать, что Путин такой уж прожженный циник, которому абсолютно на все наплевать. Нет, это не так. Он просто прекрасно отдает себе отчет в том, что у него нет сил добиться каких-то реальных перемен к лучшему на Северном Кавказе и в стране в целом. Путин таков, каков он есть. Он не переоценивает себя и, может быть, это большая беда для России, поскольку он не ставит перед собой амбициозных задач в области реальной политики, компенсируя и отсутствие задач, и отсутствие успехов в амбициозных проектах пиаром, информационными войнами и пропагандистскими кампаниями. Он хорошо научился это делать. Когда Россия теряет где-то свои геополитические позиции, кремлевская пропаганда утверждает, что она их, напротив, укрепляет и так далее.
По типу мышления Владимир Путин бизнесмен, причем бизнесмен не очень крупный. Я имею в виду не объемы денег, которые находятся под его контролем (сегодня они гигантские), а по способу восприятия мира он бизнесмен средней руки. И поэтому он прекрасно понимает, что он может, а что нет. У него нет иллюзий и именно потому, что у него их нет, он порождает их у других. Путин хотел бы максимально достойно уйти с президентского поста, но для него не секрет, что основные тенденции в сегодняшней России негативны, они развиваются. Я убежден, что он уйдет не позже 2008-го года, ибо его собственный прогноз негативен в отношении перспектив Российской Федерации после неэффективного управления последних лет. И для него, как для человека, который весь соткан из пиара и юридического крючкотворства (т.е. на доказательствах формальных аспектов там, где ничего нельзя доказать фактически), очень важно, чтобы в его бытность ничего страшного не произошло. Он готов любые средства и ресурсы, которые есть в его распоряжении, тратить на пропаганду, вместо лечения накачивать организм страны наркотиками, чтобы снять боли до тех пор, пока он остается ответственен за то, что происходит в стране и на Северном Кавказе, в частности.
СТ: - Печальная картина. Как сложится судьба Северного Кавказа?
СБ: Сегодня Северный Кавказ находится на грани взрыва, на грани отделения от России. Это связано с двумя вещами. Первое: из Москвы более не исходит никакого геополитического проекта, который интегрировал бы северокавказские народы на интересных для них условиях. Т.е. Москва не является более столицей империи, она не вызывает того уважения, которое неизбежно должно присутствовать в отношениях провинции и метрополии. Кроме того, Москва уже не воспринимается и как источник силы. Москву не уважают и не боятся, с каждым днем все меньше уважают и боятся. Естественно, это прямой путь к отпадению от России, сначала фактическому, а потом и формальному.
Судьба Северного Кавказа зависит только от того, какие лидеры придут после Путина, с какими программами, какие идеи у них будут относительно будущего России.
Я считаю, что отделение Северного Кавказа может стать детонатором распада России в целом и, конечно, я как гражданин России, как патриот очень хотел бы такого сценария избежать, однако сегодня дело идет именно к такому исходу и все будет зависеть от того, будет ли послепутинское поколение лидеров качественно отличаться и по масштабу личности и по уровню понимания проблем, которые стоят перед России и уровнем готовности эти проблемы решать. Именно эти проблемы, а не проблемы личного обогащения за счет распадающегося, загнивающего государства.
http://www.caucasustimes.com/article.asp?id=8476
"Ramzan-land" - это осознанный и целенаправленный выбор Кремля - Сергей Маркедонов
ПРАГА, 8 февраля, Caucasus Times – Caucasus Times: - Если отставка Алханова действительно состоится в ближайшее время, Вы полагаете, что сыграет главную роль в принятии такого решения? Это станет результатом настойчивости и усилий Кадырова или Кремль ведет какую-то свою игру?
Сергей Маркедонов: Здесь одновременно несколько тенденция. С одной стороны, Кремль, действительно, сделал ставку на Кадырова, поскольку там ценят в первую очередь неформальные контакты и неформальную организацию власти. Фактически это система откупов, когда регион отдается во владение. Можно даже сказать, что это проекция имперской политики в худшем ее исполнении, когда территория не интегрируется в общероссийское правовое, политическое пространство. Я напомню, если кто забыл, что в 1994 году все начиналось под лозунгом возвращения России в российское правовое поле, но теперь Чечня находится на значительном удалении от внутреннего права и политики. На сегодняшний день она превратилась в обособленный Ramzan-land. Поэтому с одной стороны, это осознанный и целенаправленный выбор Кремля, с другой, результат усилий самого Кадырова.
Какие бы чувства он не вызывал, следует признать, что Кадыров это энергичный, амбициозный молодой человек, представитель поколения 30-ти летних, которые вошли во власть. Мы немного назовем 30-ти летних вообще по России, даже по республикам, которые уже могли взять на откуп регион или хотя бы часть управленческого аппарата региона. То есть в этой ситуации игроками являются и Кремль со своими интересами в регионе, и Кадыров, не оставляющий попыток добиться желаемого результата.
А еще очень важный момент мы зачастую забываем, рассматривая Кавказ в качестве какого-то этнографического заповедника, Чечня находится в русле тех процессов, которые идут в России. А здесь управленческая система давно превратилась в административно-бюрократический рынок. И то, что происходит сейчас, это скорее рыночная сделка. И она не есть как-то исключение из правил. Мы можем посмотреть на Башкирию, Татарстан, на другие регионы. Что, этот политический партикуляризм 90-х куда-то ушел? Нет, он просто трансформировался. Вертикаль власти, это, знаете, для читателей и телезрителей. В реальности Кремль просто перезаключил региональный пакт, смысл которого можно кратко сформулировать так: "Главное, чтобы вы, ребята, не лезли на общефедеральный уровень. Храните лояльность первому лицу. А что вы делаете в регионах, так это на ваш вкус и ваше усмотрение. " И таким образом, региональные лидеры проводят достаточно самостоятельную политику в своих регионах. Разве может какой-нибудь федеральный чиновник указывать Шаймиеву, направлять его деятельность или контролировать Лужкова в Москве? Нет, не может. Другое дело, что все эти старые региональные вожди, которые в 90-е гг. участвовали в общефедеральных политических процессах, теперь лишены такой возможности. Теперь их уровень существенно снижен. А по сути, региональные режимы как были авторитарными и закрытыми, так такими и остаются. И в этом другой, очень серьезный вызов для России.
Caucasus Times: - Насколько устойчива такая система власти?
Сергей Маркедонов: Я не считаю эту власть устойчивой. Она прочна до той поры, пока не явились серьезные потрясения. Крепостное право в России было весьма устойчивым. Я историк и помню дискуссию на тему "Имело ли крепостничество в 19 веке ресурсы?" Имело. По всем экономическим показателям. Но грянула Крымская война, и крепостничество оказалось совершенно неэффективной системой перед лицом внешней угрозы. Такого рода неожиданные катастрофы, внешние ли внутренние, которых мы не прогнозируем или не видим их близкой перспективы, они могут покол**ать в одно мгновение казавшуюся такой прочной конструкцию власти. Скажем, недостаток так называемой петрополитике или энергетической политике в том, что все слишком зависит от благоприятной конъюнктуры. Мы же помним, что стало с Советским Союзом, когда конъюнктура изменилась. Поэтом не дай нам Бог какой-нибудь Крымской войны или изменения цен на нефть, из-за которого рухнул СССР.
Мне кажется, что данная система будет существовать до тех пор и будет достаточно стабильна и жизнеспособна, пока не появятся реальные вызовы. Можно вспомнить байку о том, как полицейский сказал Владимиру Ильичу Ленину: "Куда ж Вы, батенька! Это же стена, куда Вам против нее!?" А тот ему, якобы, ответил: "Стена трухлявая, пни и развалится". На мой взгляд, система российского административно-бюрократического рынка это трухлявая стена. Она выглядит монолитной и очень вертикально, но пока по ней никто не стукал. Вот если кто-то попробует, то удивится полученным результатам.
Caucasus Times: - Мне показалась несколько схематичной Ваша характеристика Рамзана Кадырова. Разве не имеет значения то, что этот человек обвинялся и обвиняется в совершении тяжких преступлений против личности, что его вооруженные группы действую преступными методами? Может это тоже имеет значение, когда мы говорим о приемлемости того или иного регионального руководителя?
Сергей Маркедонов: Проблема, на мой взгляд, не только и не столько в личности Кадырова. Мы можем сколько угодно искать на этом солнце пятна и успешно их находить. Их много, действительно. Дело в том, что Рамзан имеет ресурс популярности в самой Чечне.
Caucasus Times: - Конечно, он имеет ресурс популярности, но это естественно для любого авторитарного или тоталитарного общества, в котором лидер способен, используя тотальный контроль над СМИ и разнообразные средства принуждения, убедить население в чем угодно.
Сергей Маркедонов: Несомненно. Но стоит подумать о том, что в ближайшей перспективе мы едва ли сумеем отыскать любого другого лидера, который был бы в состоянии в публичном пространстве конкурировать с Рамзаном Кадыровым. И кроме того, сомнительно, чтобы это публичное пространство появилось и в Чечне, и в России в целом. Так что ресурс популярности есть и у него несколько составных частей. Как ни парадоксально, Рамзан стремится продемонстрировать населению некоторый уровень демократизма, в кавычках, конечно. Что я имею в виду? Он один из немногих региональных лидеров, если не единственный, который позволяет себе критиковать федеральных чиновников или даже их корректировать. Вспомним, его коррекцию идеи Патрушева об амнистии. Патрушев сказал: "Завершаем 1-го августа". Выступает Кадыров и называет срок до 1-го сентября. Принимается позиция Кадырова. Ну и так далее. Очень много было эпизодов, когда Кадыров критиковал и федеральных чиновников, и даже президента. Это работает. Люди, поскольку имеют самые разные претензии к Москве, готовы видеть в Рамзане своего защитника. Сейчас он активно разыгрывает (есть у него этот разработанный образ) национального лидера. Заступается за вчерашних боевиков, выражает сомнения в основательности обвинений против Заремы Мужахоевой. Я понимаю, что здесь есть элементы пиара, это продуманная реклама. Но совершенно очевидно, что таким образом он наработал гигантский ресурс популярности в Чечне. Это игнорировать нельзя, как и в случае с каким-нибудь постсоветским авторитарным лидером.
И, кстати, в этом есть дополнительная опасность. Если бы это быль просто ставленник Москвы, ну, где-то провалился, что-то не так сделал и тихо ушел. А здесь речь идет о совсем ином варианте. Здесь как раз речь о том, что человек обладает собственной мощной политической субъектностью и ресурсом популярности.
http://www.caucasustimes.com/article.asp?id=11968
:moder: Предупреждение от модератора :moder:
