1943 годЧерный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый...
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Разве среднего Дона излучина
Иностранным ученым изучена?
Нашу землю - Россию, Расею -
Разве ты распахал и засеял?
Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного...
Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю - и нет справедливости
Справедливее пули моей!
Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах...
САМОЕ ЛЮБИМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Модератор: Administrator
САМОЕ ЛЮБИМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
САМОЕ ЛЮБИМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Встреча нового 1989 года в электричке.
Были пустынны поля и луга,
И поезд был пуст, но в последнем вагоне
Кто-то часы положил на ладони,
Смотрел то на них, то в окно на снега.
И думал, где будет граница годов:
На речке, в лесу, возле мостика зыбкого...
Смотрел с удивленной улыбкой,
Когда же сойдутся стрелки часов.
Огни возникали, как чирканье спички,
Из старого - в новый, в подзвездную высь,
В год старый, назад, лес и поле неслись,
А в новый, гудя, все неслись электрички.
И в миг, когда пальцем прижали все пробки
Мильонов шампанских на тыщах столов
И бить молоточек в часах был готов,
"Ура!" - кто-то в поезде выкрикнул робко.
И кто-то захлопал, запел, заплясал,
И поезд пошел чуть быстрее, чем прежде,
Деревья стояли в пушистой одежде,
А поле под небом, как в синем прогал.
Четко очерчены снегом заборы,
На дачных перронах пустынно и тихо.
Станция. Надпись под снегом "Раздоры",
Следующей станцией будет "Барвиха".
Нам выходить, больше нет никого,
Ворон сидит на вокзальной табличке.
Снег и деревья - только всего,
И голос ненужной, пустой электрички...
Были пустынны поля и луга,
И поезд был пуст, но в последнем вагоне
Кто-то часы положил на ладони,
Смотрел то на них, то в окно на снега.
И думал, где будет граница годов:
На речке, в лесу, возле мостика зыбкого...
Смотрел с удивленной улыбкой,
Когда же сойдутся стрелки часов.
Огни возникали, как чирканье спички,
Из старого - в новый, в подзвездную высь,
В год старый, назад, лес и поле неслись,
А в новый, гудя, все неслись электрички.
И в миг, когда пальцем прижали все пробки
Мильонов шампанских на тыщах столов
И бить молоточек в часах был готов,
"Ура!" - кто-то в поезде выкрикнул робко.
И кто-то захлопал, запел, заплясал,
И поезд пошел чуть быстрее, чем прежде,
Деревья стояли в пушистой одежде,
А поле под небом, как в синем прогал.
Четко очерчены снегом заборы,
На дачных перронах пустынно и тихо.
Станция. Надпись под снегом "Раздоры",
Следующей станцией будет "Барвиха".
Нам выходить, больше нет никого,
Ворон сидит на вокзальной табличке.
Снег и деревья - только всего,
И голос ненужной, пустой электрички...
Вместо того, чтобы все время думать что ты первый грузинский космонавт, и что тебе нобелевскую премию дадут - верни ложку, которую ты у нищих артистов украл (с)